Форум » Спектакли и концерты » Золотая маска-2 (продолжение) » Ответить

Золотая маска-2 (продолжение)

Aloise Didier: Продолжаем разговор... Начало было тут

Ответов - 202, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 All

Роз: Да уж, назвать "Продавца птиц" водевилем...или для девушки без разницы? Согласна с uectybwf : стилистика постановки ближе всего к комической опере, но Целлер - это ещё не Легар и не Кальман. Однако водевиля там и рядом не стояло, это факт.

Наблюдатель: Рэп для Екатерины II Марина Тимашева На несколько дней, начиная с 14 апреля, сцену московского Театра оперетты займет "Екатерина Великая" - мюзикл Свердловского театра музыкальной комедии, представленный на конкурсе "Золотая маска". На премию претендуют: дирижер Борис Нодельман, режиссер Нина Чусова, исполнители главных ролей Мария Виненкова и Владимир Фомин. И, безусловно, композитор Сергей Дрезнин - парижский житель, рассказавший о "музыкальной хронике времен Екатерины" для Радио Свобода. - Сергей, что появилось вначале - музыка или сценарный материал Михаила Рощина, который лег в основу либретто? - Это было летом 1999 года в Москве. Стояли мы с Александром Анно, который и стал потом либреттистом, перед батальной картиной в музее Советской армии. Смотрели мы на эту картину, и я говорю: "Саша, давай напишем мюзикл "Екатерина Великая". В главной роли пусть будет наша самая любимая популярная эстрадная певица". Но любимая дива потом сказала, что когда Ллойд Вебер напишет, тогда она, может быть, и споет. Ллойд Вебер не написал, и она не спела. Потом мы привлекли Михаила Михайловича Рощина, он нам помог драматургически. Честно говоря, в нынешнем варианте уже ни одного слова Рощина не осталось. Только через три года мы поняли, как этот мюзикл писать: тема – власть, настоящая любовь Екатерины - власть в Российской империи. "Другого мужа мне не надобно", - она сама говорила. И: "Я государственная жена". Значит, путь к власти и потом что власть делает с человеком. - Естественно, как всякий образованный человек, вы что-то знаете о Екатерине Великой... - У нас все знает Александр Анно - вплоть до того, чем пуговица на мундирах Измайловского полка отличалась от Преображенского. Очень много знать, конечно, вредно: мюзикл - искусство глуповатое. Мы события сжимаем, конечно, но там придраться мало к чему можно. - Кажется, вы не ограничивались музыкальными хрониками времен Екатерины Великой. Если бы перед вами поставили задачу - рассказывая об этом времени, использовать только те возможности, которые предоставляла музыка того времени, то... - Стилизация была бы. - А чем бы вы пользовались в этом случае, каким материалом? - А как же мюзикл? Тогда бы не было мюзикла - была бы просто опера барочная, может быть, рококо. Я такую написал бы с удовольствием. Если кто хочет предложить - там столько всего! Говорят, у самой Екатерины есть либретто. А мюзикл открыт всегда для улицы. Вот рэп появился - у нас есть рэп, пожалуйста. Но и стилизаций много - там целая барочная опера встроена в спектакль: заседание парламента, но пародийное. Издеваемся. В программке слово "мюзикл" мы ни разу не употребляем. Действо называется "музыкальные хроники времен империи". - Театр оперетты ставит очень много мюзиклов. Но всякий раз я пробую решить для себя задачу: где оперетта, где мюзикл? Можем ли мы четко определить жанр? - Все-таки - да, можем. Открытость улицы в конце XIX века, оперетта - это и был мюзикл. Вальсы, польки, галопы - все так называемые низкие жанры. Потом появился шимми, регтайм, что-то такое, и вот – собственно мюзикл... Что такое мюзикл? Это музыкальная комедия, та самая лягаемая и презираемая музкомедия - это и есть мюзикл. И по мере изменения улицы, появления джаза - появились джазовые мюзиклы, Бернстайн. С появлением микрофонного пения и улица изменилась - появился рок-н-ролл, появился твист, шейк. Вообще новый жанр всегда появляется, когда становится тесно в рамках старого жанра. Как собачка у Джером К. Джерома несла свой вклад в ирландское рагу, помните? Она смотрела-смотрела, как люди его готовят - и крысу принесла. Вот и в мюзикл все, что хотите, может попасть. http://www.svobodanews.ru/content/article/1604899.html

Наблюдатель: Екатерина Великая Театр музыкальной комедии, Екатеринбург. «ВД»: «Музыкальные хроники времен империи», как официально комментирует название театр, стали беспрецедентным спектаклем даже для Екатеринбургской музкомедии. Здесь традиционно держат курс на собственный оригинальный репертуар, но чтобы замахнуться на такую густо населенную и богато оформленную махину – такого еще не было. «Екатерина…» уже снискала лавры самого дорогого нестоличного спектакля минувшего сезона, и ее амбиции на этом не закончатся. Музыку к спектаклю писал русский парижанин Сергей Дрезнин, ставила его московская команда во главе с Ниной Чусовой (режиссура) и Павлом Каплевичем (костюмы). Чусова впервые в жизни получила в управление громадную массовку, а Каплевич, воспользовавшись возможностью не оглядываться на бюджет, придумал костюмы в духе «Бориса Годунова» Большого театра – с каменьями, мехами, вышивкой, из диковинной «проращенной» ткани. Только главных ролей в спектакле, не пугайтесь, 39, задействована вся труппа целиком, нашлась работа каждому артисту миманса. Понятно, что при таком буйстве на сцене было бы глупо экономить на сценографии и оркестре, так что полсотни живых инструментов прекрасно уживаются с электроакустическими эффектами синтезатора, а видеопроекторы – с копиями экспонатов Эрмитажа в натуральную величину. В лице Екатеринбургской музкомедии отечественный мюзикл убил двух зайцев. Во-первых, показал, что финансовые проблемы иногда удается решать, имея желание, энергию и волю. А во-вторых, продемонстрировал способность музыкального театра улавливать веяния времени. Кому «Тарас Бульба», кому «Чингис Хаан», а у нас тут свой императорский двор и свои правила. По ним щекотливая любовная линия прекрасно уживается с политической (милая принцесса становится властной хозяйкой империи), и обе они служат прекрасным контрапунктом к историческим байкам. Семь номинаций на «Золотую маску». Лейла Гучмазова http://www.vashdosug.ru/theatre/performance/322465/


Мария: После "Гадюки"... плюсы: главный плюс - музыка! красивая, мне очень понравилась! второй - спектакль короткий, два часа - и свободен:))) третий - не скучно. минусы: собственно все остальное. очень пошло!!!! и смысла я как-то не особо поняла. не выразительно. из актеров понравились Суслов (Емильянов), кстати у него в первом действии не включился микрофон, по-моему.. или местами работал, местами нет, и тем не менее его было слышно, не супер прям хорошо, но вполне! Кованько (Лялечка) - хорошо характер получился... Еще мне понравились две жительницы коммунальной квартиры (Шаляпина и Титкова играли), забавные дамы. остальное было пошло или бледно... да, вокал был? я не особо заметила...

Алекс: "Гадюка". Мои 5 копеек. С плюсами Марии согласна. Только добавлю, что не скучно, потому что быстро закончилось. Минусы: слушать было некого... Ну, или почти некого. Главная героиня Дорофеева - ну, на первый взгляд она не так кошмарна, как приснопамятная Гришуленко, но не тронула ни разу ни вокально, ни драматически. Харизмы ноль, характера ноль, зал держит лишь тем, что у зрителя другой альтернативы нет, ибо у нее ГЛАВНАЯ роль, и деваться некуда с подводной лодки. С вокалом там большие тараканы (имхо). В какой-то момент орала так, что захотелось заткнуть уши. Суслов - тут с Марией не соглашусь. Второй герой Шварев, имхо, выглядел намного интересней, и вокально был более-менее адекватен. Суслов же ваще прошел мимо! Кованько здесь понравилась больше, чем в роли Стасси в прошлом году. Обитатели коммуналки в целом ничё так, если б не одно НО. Лично у меня было ощущение, что это драматический спектакль под музыку, в котором поют не профессиональные вокалисты, а драматические актеры пытаются продемонстрировать небольшие вокальные навыки. Это замечание, кстати, я бы приписала не только коммуналке, но и спектаклю в целом.

Викуля: Позвольте мои пять копеек в защиту любимого спектакля. Я, конечно, не имела возможности посмотреть "Гадюку" в Москве, но зато хожу почти на каждый спектакль в Новосибирске. Впервые со мной такое. О спектакле. Да, в бОльшей степени это драматический спектакль. Ну, скажем, музыкально-драматический. Сам музыкальный материал таков, что не предполагает вокальных изысков, это не оперетта, не мюзикл в "западном" понимании. Спектакль написан в канонах музыки советского периода, и слушается примерно как эстрада 70-х (то, что ещё не было попсой). Об артистах. Ничего плохого сказать не могу, на мой вкус, справляются почти все, кто-то мне нравится больше в первом составе, кто-то во втором. Но полностью невыразительных образов я не нахожу. Главная героиня, Дорофеева, играет драматически сильно, (извините, если кому не угодила своим высказыванием - это моё личное мнение), а все остальные создают фон. О вокале. Как я уже сказала, да и писала об этом раньше, ещё после премьеры "Гадюки", вокализировать в спектакле нечего. Признаю охотно, что Дорофеева не суперпевица, но в роль Гадюки она вокально попадает на сто процентов, уж извините. "Орала" - потому что этого требует ткань спектакля. Суслов - прекрасный певец и актёр. А вот Шварев - извините, где Вы там более-менее адекватный вокал нашли? ! Что касается пошлости - пошл не спектакль, а тот временной пласт, который показывает автор. Не актёры, а персонажи. Хочется спросить: а Вы, извините за интимный вопрос, повесть Толстого читали? давно в последний раз? Перечитайте. Да, "Гадюка" - это не комедия, не балаган, не водевиль. Это - драма, и не каждому дано понять глубину этой вещи (я имею в виду прежде всего повесть, а потом уже спектакль). И, знаете, на спектаклях в Новосибирске несколько человек обычно ходят с кислыми лицами и говорят: "Ну, мы пришли повеселиться, а тут какая-то драма!" - а ползала не может удержать слёз. И таких оваций, которые вызывает "Гадюка" вот уже в течение года, я не видела ни на одном спектакле, даже на премьерах. Вообще, такого спектакля, как "Гадюка" я ещё не видела. Ни в Новосибирске, ни в Москве (охотно допускаю, что мне просто пока не повезло и я не попала на такой спектакль, который бы вызвал у меня эмоции, подобные вызываемым "Гадюкой"). Ну и, конечно, если идти на спектакль с настроением "опять Новосибирск, надо выяснить, что у них плохого" - то конечно, даже в самом гениальном спектакле (гениальный - я не конкретно о "Гадюке") можно найти сколько угодно недостатков. Всё сказанное - моё личное мнение.

bat-yams: Викуля пишет: Ну и, конечно, если идти на спектакль с настроением "опять Новосибирск, надо выяснить, что у них плохого"

marisha: Викуля Подписываюсь под каждым словом. Но радует уже то, что хоть что-то понравилось...

Stich: Викуля пишет: Ну и, конечно, если идти на спектакль с настроением "опять Новосибирск, надо выяснить, что у них плохого" Я Вас умоляю:)))) Вопрос здесь давно стОит следующим образом: "А есть ли у них вообще что-нибудь хорошее?" Я смотрела интернет-трансляцию... Не могу сказать, что это было что-то запредельно безвкусное, как прошлогодняя "Сильва".... Скорее, "один раз посмотреть можно без ущерба для здоровья":) С Сусловым я не поняла, возможно с ним что-то случилось, не слышала, но в классике он вполне адекватен вокально

Гость: Полностью согласна с Викулей! Когда я прочитала первых два мнения у меня сложилось ощущение будто они видели другой спектакль.

Викуля: Ещё мнение о спектакле (не вчера, но вообще - о "Гадюке": http://alleanza.livejournal.com/30185.html Если человек хочет увидеть - он увидит. Если не хочет, увы, ничем ему не поможешь.

Алекс: Викуля пишет: Сам музыкальный материал таков, что не предполагает вокальных изысков, это не оперетта, не мюзикл в "западном" понимании. Викуля, не Вы ли в теме Новосибирского музкома цитировали Колкера? Не так давно я закончил работу над оперой "Гадюка" по рассказу Алексея Толстого (либретто А.Колкера и В. Панфилова). Мне кажется, что если композитор изначально написал оперу, то там все-таки предполагается, что, герои должны ПЕТЬ, а не заниматься мелодекламацией. В противном случае, произведение следовало бы отдать на постановку не в музыкальный театр, а в драматический. Музыкальный материал в "Гадюке", имхо, как раз предполагает хороший вокал. Там есть что петь, поэтому я считаю, что недостаточно доносить материал только драматическими средствами. Я не отрицаю, что драматическая сторона спектакля в целом достаточно сильна. К режиссеру в этом смысле претензий практически нет. НО! Как говорится, в нашей "Золушке": "У нас же музыкальный спектакль, поэтому ПОЙТЕ!" Никто же не просит академа, но хотя бы покажите, что вы - профессиональные вокалисты, а не художественная самодеятельность.

Наташа: Пару слов о «Гадюке». Основной минус этой драматическо-музыкальной постановки, на мой вкус, это отсутствие Характеров и внятной основной линии спектакля. В этой постановке вокал – отнюдь не главное, и здесь у меня лично никаких вопросов нет. Главное – драматический материал, характеры, которые должна была подчеркнуть Музыка. Повесть Толстого, на мой взгляд, отнюдь не самое глубокое произведение, но там прописан и понятен характер каждого персонажа. В спектакле персонажи вызывают много вопросов: как, почему, за что вчерашняя интеллигентка Зотова полюбила красного командира? Какой Зотова стала рядом с красным командиром, пройдя сквозь горнило гражданской войны? Почему ее называют Гадюкой? Почему Гадюку боятся, ненавидят окружающие? В чем ее сила и слабости? Зотова однообразна, развития, изменения характера нет, любовные сцены спектакля наиграны, толстовский образ Емельянова не раскрыт, в том числе и потому, что переписано окончание толстовского произведения, от этого спектакль стал гораздо проще: Гадюка – хорошая, со сломанной судьбой, а остальные – каррикатурные образы советской толпы, лишенной индивидуальности, приспосабливающейся к внешним обстоятельствам. У Толстого не все так просто, после прочтения повести по крайней мере хочется порассуждать о персонажах, после просмотра спектакля желания сделать это нет. Спектакль «не трогает», и Гадюка не вызывает никаких эмоций, хотя поставленный по такому материалу (не водевиль, не комедия) спектакль в первую очередь должен вызывать желание обдумать, рассудить. Что касается музыкальной части, то как отдельные номера – это вполне можно слушать, но общей картинки нет, связанные переходы внутри сцен отсутствуют. Да и не всегда музыка адекватно отражала, подчеркивала первоисточник. Наиболее удачно, на мой взгляд, музыкальное сопровождение сцен в коммуналке, эпизоды гражданской войны и воспоминания Гадюки о войне.

Аня: Как обычно, почти полностью согласна с мнением Наташи. Во-первых, непонятно, почему именно это произведение легло в основу спектакля. Почему в наше время героиней надо изображать гражданку, не нашедшую свое место в жизни. Опять обстановка, окружающие и все вокруг, но только не сама героиня виноваты, что она никак не найдет свое место в жизни. Социалистическая психология. Надоело. Да, правда, часто пишут, что люди, прошедшие войну, с трудом приспосабливаются к мирной жизни. Например, Ремарк много писал на эту тему, но там нет такого, что один хороший человек противопоставлен другим - всем сплошь плохим. Вот если брать спектакль прошлого года "Чонкин", то это произведение доброе, написаное с юмором, со снисхождением к недостаткам и слабостям людей. И поэтому гораздо более правдивое. А в этом спектакле что мы видим - противопоставление одного человека другим. Главная героиня у меня, например, никакого сочувствия не вызвала, я поняла только, что у нее большие проблемы с общением с людьми и ей надо к психиатору. А серьезно поверить, что все кругом - дерьмо, а она одна хорошая и принципиальная - слишком примитивно. Согласна с Наташей, спектакль совершенно не трогает и Гадюка сочувствия не вызывает и это правда связано еще и с тем, что нет никакого развития характеров, одни карикатуры. Единственный персонаж, который вызвал у меня сочувствие - это Лялечка. И сам персонаж и артистка, которая играла эту роль понравились мне больше всех. Когда выходила эта артистка, то действие как-то оживлялось, становилось интересней смотреть, это был по-моему единственный более-менее живой человек в спектакле. Все остальные - какие-то ходячие схемы. Что касается пения, то мне кажется в этом спектакле это не главное. Мне показалось как-то интересно пел только Модный поэт Антон Лидман. Все остальные пели сомнительно. Но в этом спектакле это не главное. Музыка была не плохая, особенно та, которая сопровождала бытовые сцены в коммуналке, сцены в редакции газеты. Вообще эти сцены в спектакле были довольно заводными, не скучными. А вот более патетические места что-то не произвели особого впечатления. В целом, спектакль один раз посмотреть можно и надо сказать спасибо Новосибирскому театру, что он во-первых поставил новый спектакль и привез к нам его, чтобы мы тоже могли посмотреть что-то новенькое, потом надо сказать еще спасибо этому театру, что это было не Фигаро два года назад (тогда даже не смогла дождаться антракта), а все-таки попытка поставить что-то новое и оригинальное. Кстати Сильва в прошлом году мне тоже показалась совершенно нормальным спектаклем. Хорошо, что хоть где-то ставят новые спектакли и даже на такие оригинальные темы. В целом наверное мне вчера не понравился сюжет. Лучше бы из Зощенко что-то поставили или из Аверченко.

Stich: Еще один отзыв: http://users.livejournal.com/_arlekin_/1378653.html

Stich: Театр был полон: зрители стояли в проходах http://novosibirsk.rfn.ru/rnews.html?id=72463&cid=7 На сколько это соотвествует действительности?:))))

Аня: Когда-то прочитала воспоминания Бунина об Алексее Толстом и теперь не могу их забыть. Забавно еще раз прочитать в свете Гадюки. "ТРЕТИЙ ТОЛСТОЙ" "Третий Толстой" - так нередко называют в Москве недавно умершего там автора романов "Петр Первый", "Хождение по мукам", многих комедий, повестей и рас-сказов, известного под именем графа Алексея Николаевича Толстого: называют так потому, что были в русской литературе еще два Толстых - граф Алексей Константинович Толстой, поэт и автор романа из времен царя Ива-на Грозного "Князь Серебряный", и граф Лев Николаевич Толстой. Я довольно близко знал этого Третьего Тол-стого в России и в эмиграции. Это был человек во многих отношениях замечательный. Он был даже удивителен со-четанием в нем редкой личной безнравственности (ни чуть не уступавшей, после его возвращения в Россию из эмиграции*, безнравственности его крупнейших сорат-ников на поприще служения советскому Кремлю) с редкой талантливостью всей его натуры, наделенной к тому же большим художественным даром. Написал он в этой "советской" России, где только чекисты друг с другом советуются, особенно много и во всех родах, начавши с площадных сценариев о Распутине, об интимной жизни убиенных царя и царицы, написал вообще не мало такого, что просто ужасно по низости, пошлости, но даже и в ужасном оставаясь талантливым. Что до большевиков, то они чрезвычайно гордятся им не только как самым круп-ным "советским" писателем, но еще и тем, что был он все-таки граф, да еще Толстой. Недаром "сам" Молотов сказал на каком-то "Чрезвычайном восьмом съезде Со-ветов": * - Весной 1923 г. "Товарищи! Передо мной выступал здесь всем извест-ный писатель Алексей Николаевич Толстой. Кто не знает, что это бывший граф Толстой! А теперь? Теперь он товарищ Толстой, один из лучших и самых популярных писателей земли советской!" Последние слова Молотов сказал тоже недаром: ведь когда-то Тургенев назвал Льва Толстого "великим писателем земли русской". В эмиграции, говоря о нем, часто наминали его то пре-небрежительно, Алешкой, то снисходительно и ласково, Алешей, и почти все набавлялись им: он был веселый, ин-тересный собеседник, отличный рассказчик, прекрасный чтец своих произведений, восхитительный в своей откро-венности циник; был наделен немалым и очень зорким умом, хотя любил прикидываться дураковатым и беспеч-ным шалопаем, был ловкий рвач, но и щедрый мот, владел богатым русским языком, все русское знал и чувствовал, как очень немногие... Вел он себя в эмиграции нередко и впрямь "Алешкой", хулиганом, был частым гостем у бога-тых людей, которых за глаза называл сволочью, и все зна-ли это и все-таки прощали ему: что ж, мол, взять с Алеш-ки! По наружности он был породист, рослый, плотный, бритое полное лицо его было женственно, пенсне при слегка откинутой голове весьма помогало ему иметь в слу-чаях надобности высокомерное выражение; одет и обут он был всегда дорого и добротно, ходил носками внутрь, - признак натуры упорной, настойчивой, - постоянно иг-рал какую-нибудь роль, говорил на множество ладов, все меняя выражение лица, то бормотал, то кричал тонким бабьим голосом, иногда, в каком-нибудь "салоне", сюсю-кал, как великосветский фат, хохотал чаще всего как-то неожиданно, удивленно, выпучивая глаза и давясь, кря-кал, ел и пил много и жадно, в гостях напивался и объедал-ся, по его собственному выражению, до безобразия, но проснувшись, на другой день, тотчас обматывал голову мокрым полотенцем и садился за работу: работник был он первоклассный. Был ли он действительно графом Толстым? Большеви-ки народ хитрый, они дают сведения о его родословной двусмысленно, неопределенно, - например, так: "А. Н. Толстой родился в 1883 году, в бывшей Самар-ской губернии, и детство провел в небольшом имении вто-рого мужа его матери, Алексея Бострома, Который был образованным человеком и материалистом..." Тут без хитрости сказано только одно: "родился в 1883 году, в бывшей Самарской губернии..." Но где именно? В имении графа Николая Толстого или Бострома? Об этом ни слова, говорится только о том, где прошло его детство. Кроме того, полным молчанием обходится всегда граф Николай Толстой, так, точно он и не существовал на свете: полная неизвестность, что за человек он был, где жил, чем занимался, виделся ли когда-нибудь хоть раз в жизни с тем, кто весь свой век носил его имя, а от его титула отрекся только тогда, когда возвратился из эмиграции в Росси. Сам он за все годы нашего с ним приятельства и при той откровенности, которую он так часто проявлял по отношению ко мне, тоже никогда, ни единым звуком не обмолвился о графе Николае Толстом... За всем тем касаюсь я его родословной только по той причине, что, до своего возвращения в Россию, он постоянно козырял своим титулом, спекулировал им и в литературе и в жизни. Страсть ко всяческим житейским благам и к приобретению их настолько велика была у него, что возвратившись в Россию, он в угоду Кремлю и советской черни тотчас принялся не только за писание гнусных сценариев, но и за сочинения на тех самых буржуев, которых он объедал, опивал, обирал "в долг" в эмиграции, и за нелепейшие измышления о каких-то зверствах, которыми будто бы занимались в Париже русские белогвардейцы. Совершенно правильны, вероятно, сведения о том, когда он родился и где прошло его детство. Но что было дальше? По свидетельству его советских биографий, снабженных его собственными автобиографическими показаниями, было вот что: "В 1905 году, во время первой русской революции, Толстой писал революционные стихи. В следующем году, когда царские сатрапы превращали всю страну в тюремный лагерь, выпустил декадентскую книжку стихов, которую потом скупал и сжигал. Он чувствовал, что к старому возврата нет..." Тут начинается уже махровая и очень неуклюжая ложь. Весьма непонятно: писал в 1905 году революци-онные стихи - и вдруг выпустил всего через год после того и как раз тогда, "когда царские сатрапы превращали всю страну в тюремный лагерь", нечто столь неподходя-щее ко времени, "декадентскую книжку стихов", кото-рую потом будто бы стал скупать и жечь! Однако даже и такие биографические сведения ничто перед тем, что следует дольше: "Первая мировая война поставила перед Толстым мас-су новых вопросов и мучительных загадок..." Поистине только в Москве можно лгать так глупо! Толстой - и "масса" вопросов, да еще "новых"! Значит, и прежде осаждала его, несчастного, "масса" каких-то вопросов. А тут явились еще и новые, а кроме того, и "мучительные загадки". Лично я не раз бывал свидете-лем того, как мучили его вопросы и загадки, где бы, у кого бы сорвать еще что-нибудь "в долг" на портного, на обед в ресторане, на плату за квартиру; но иных что-то не помню. "В великую Октябрьскую революцию Толстой расте-рялся... Уехал в Одессу, зиму прожил там. Весною 1919 г. уехал в Париж. О жизни в эмиграции он сам на-писал в своей автобиографии так: "Это был самый тяже-лый период в моей жизни..." В 1921 году он уехал из Парижа в Берлин и вошел в группу сменовеховцев. Вер-нувшись на родину, написал ряд произведений о белых эмигрантах, о совершенном одичании белогвардейцев, о своей эмигрантской тоске в Париже... Его разочаровало предсмертное веселье парижских кабаков, кошмары бе-логвардейских расстрелов и расправ... Он писал на роди-не еще и сатирические картины нравов капиталистиче-ской Америки, о которых гениально писал и великий со-ветский поэт Маяковский..." Где все это напечатано? И на потеху кому? Напечатано в Москве, в одном из главнейших советских ежемесяч-ных журналов, в журнале "Новый Мир", где сотруднича-ют знатнейшие советские писатели. И вот сидишь в Пари-же и читаешь: "Совершенное одичание белогвардейцев... Кошмары белогвардейских расправ и расстрелов..." Но отчего же это так страшно одичали белогвардейцы боль-ше всего в Париже? И с кем именно они расправлялись и кого расстреливали? И почему французское правительст-во смотрело сквозь пальцы на эти парижские кошмары? Довольно странно и "предсмертное" веселье парижских кабаков, разочаровавшее Толстого, который, очевидно, был все-таки очарован им некоторое время: странно пото-му, что ведь вот уж сколько лет прошло с тех пор, как он разочаровался, и от белогвардейских кошмаров решил бе-жать в Россию, где теперь никакие сатрапы не превраща-ют ее в тюремный лагерь, где никто ни с кем не расправ-ляется, никого не расстреливают, а Париж все еще суще-ствует, не вымер, несмотря на свое "предсмертное" веселье во времена пребывания в нем Толстого, и дошел в наши дни даже до гомерического разврата в веселье и роскоши: так по крайней мере утверждает некто Юрий Жуков, парижский корреспондент Москвы, напечатав-ший в другом московском ежемесячнике, в журнале "Ок-тябрь", статью под заглавием "На западе после войны": этот Жуков сообщает, что по Большим парижским буль-варам то и дело проходят францисканские монахи, от ко-торых на километр разит самыми дорогими духами, и с ут-ра до вечера "фланируют завитые и напомаженные моло-дые люди и дамы в самых умопомрачительных нарядах". Этот Жуков и про меня зачем-то солгал: будто я "малень-кий, сухонький, со скрипучим голосом и с лицом рафини-рованного эстета". Когда-то в России говорили: "Врет как сивый мерин". Далекие наивные времена! Теперь, после тридцатилетнего, неустанного, ежедневного упражнения "Советов" во лжи, даже самый жалкий советский Жуков сто очков дает вперед любому сивому мерину! Сам Тол-стой, конечно, помирал со смеху, пиша свою автобиогра-фию, говоря о своей эмигрантской тоске, о тех кошмарах, которые он будто бы переживал в Париже, а во время "первой русской революции" и первой мировой войны "массу" всяческих душевных и умственных терзаний, и о том, как он растерялся и бежал из Москвы в Одессу, потом в Париж... Он врал всегда беззаботно, легко, а в Москве, может быть, иногда и с надрывом, но, думаю, яв-но актерским, не доводя себя до той истерической "иск-ренности лжи", с какой весь свой век чуть ли ни рыдал Горький. Я познакомился с Толстым как раз в те годы, о кото-рых (скорбя по случаю провала "первой революции") так трагически декламировал Блок: "Мы - дети страшных лет России - забыть не можем ничего!" - в годы между этой первой революцией и первой мировой войной. Я ре-дактировал тогда беллетристику в журнале "Северное сияние", который затеяла некая общественная деятель-ница, графиня Варвара Бобринская. И вот в редакцию этого журнала явился однажды рослый и довольно кра-сивый молодой человек, церемонно представился мне ("граф Алексей Толстой") и предложил для напечатания свою рукопись под заглавием "Сорочьи сказки", ряд ко-ротеньких и очень ловко сделанных "в русском стиле", бывшем тогда в моде, пустяков. Я, конечно, их принял, они были написаны не только ловко, но и с какой-то особой свободой, непринужденностью (которой всегда от-личались все писания Толстого). Я с тех пор заинтере-совался им, прочел его "декадентскую книжку стихов", будто бы уже давно сожженную, потом стал читать все прочие его писания. Тут-то мне и открылось впервые, как разнообразны были они, - как с самого начала свое-го писательства проявил он великое умение поставлять на литературный рынок только то, что шло на нем ходко, в зависимости от тех или иных меняющихся вкусов и об-стоятельств. Революционных стихов его я никогда не чи-тал, ничего не слыхал о них и от самого Толстого: может быть, он пробовал писать и в этом роде, в честь "первой революции", да скоро бросил - то ли потому, что уже слишком скучен показался ему этот род, то ли по той простой причине, что эта революция довольно скоро провалилась, хотя и успели русские мужички-"богоносцы" сжечь и разграбить множество дворянских поместий. Что до "декадентской" его книжки, то я ее читал и, насколько помню, ничего декадентского в ней не нашел; сочиняя ее, он тоже следовал тому, чем тоже увлекались тогда: стилизацией всего старинного и сказочного рус-ского. За этой книжкой последовали его рассказы из дворянского быта, тоже написанные во вкусе тех дней: шарж, нарочитая карикатурность, нарочитые (да и не на-рочитые) нелепости. Кажется, в те годы написал он и несколько комедий, приспособленных к провинциаль-ным вкусам и потому очень выигрышных. Он, повторяю, приспособлялся очень находчиво. Он даже свой роман "Хождение по мукам", начатый печатанием в Париже, в эмиграции, в эмигрантском журнале, так основательно приспособил впоследствии, то есть возвратясь в Россию, к большевицким требованиям, что все "белые" герои и героини романа вполне разочаровались в своих преж-них чувствах и поступках и стали заядлыми "красны-ми". Известно, кроме того, что такое, например, его ро-ман "Хлеб", написанный для прославления Сталина, за-тем фантастическая чепуха о каком-то матросе, который попал почему-то на Марс и тотчас установил там комму-ну, затем пасквильная повесть о парижских "акулах ка-питализма" из русских эмигрантов, владельцев нефти, под заглавием "Черное золото"... Что такое его "Сатири-ческие картины нравов капиталистической Америки", я не знаю. Никогда не бывши в Америке, он, должно быть, осведомился об этих нравах у таких знатоков Америки, как Горький, Маяковский... Горький съездил в Америку еще в 1906 году и с присущей ему дубовой высокопар-ностью и мерзким безвкусием назвал Нью-Йорк "Горо-дом Желтого Дьявола", то есть золота, будто бы бывшего всегда ненавистным ему, Горькому. Горький дал такую картину этого будто бы "дьявольского города": "Это - город, это - Нью-Йорк. Издали город кажет-ся огромной челюстью с неровными черными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдаю-щий ожирением. Войдя в него, чувствуешь, что попал в желудок из камня и железа. Улицы его - это скользкое, алчное горло, по которому плывут темные куски пищи, живые люди; вагоны городской железной дороги - ог-ромные черви; локомотивы - жирные утки..." После нашего знакомства в "Северном сиянии" я не встречался с Толстым года два или три: то путешествовал с моей второй женой по разным странам вплоть до тро-пических, то жил в деревне, а в Москве и в Петербурге бывал мало и редко. Но вот однажды Толстой неожидан-но нанес нам визит в той московской гостинице, где мы останавливались, вместе с молодой черноглазой женщи-ной типа восточных красавиц, Соней Дымшиц*, как назы-вали ее все, а сам Толстой неизменно так: "Моя жена, графиня Толстая". Дымшиц была одета изящно и просто, а Толстой каким-то странным важным барином из провинции: в цилиндре и в огромной медвежьей шубе. Я встретил их с любезностью, подобающей случаю, рас-кланялся с графиней и, не удержавшись от улыбки, обра-тился к графу. * - Речь идет о второй жене А. Н. Толстого С. И. Дымшиц. - Очень рад возобновлению нашего знакомства, вхо-дите, пожалуйста, снимайте свою великолепную шубу... И он небрежно пробормотал в ответ: - Да, наследственная, остатки прежней роскоши, как говорится... И вот эта-то шуба, может быть, и была причиной до-вольно скорого нашего приятельства; граф был человек ума насмешливого, юмористического, наделенный чрез-вычайно живой наблюдательностью, поймал, вероятно, мою невольную улыбку и сразу сообразил, что я не из тех, кого можно дурачить. К тому же он быстро дружил-ся с подходящими ему людьми и потому после двух, трех следующих встреч со мной уже смеялся, крякал над своей шубой, признавался мне: - Я эту наследственность за грош купил по случаю, ее мех весь в гнусных лысинах от моли. А ведь какое барское впечатление производит на всех! Говоря вообще о важности одежды, он морщился, по-глядывая на меня: - Никогда ничего путного не выйдет из вас в смысле житейском, не умеете вы себя подавать людям! Вот как, например, невыгодно одеваетесь вы. Вы худы, хорошего роста, есть в вас что-то старинное, портретное. Вот и сле-довало бы вам отпустить длинную узкую бородку, длин-ные усы, носить длинный сюртук, в талию, рубашки гол-ландского полотна с этаким артистически раскинутым воротом, подвязанным большим бантом черного шелка, длинные до плеч волосы на прямой ряд, отрастить чудес-ные ногти, украсить указательный палец правой руки ка-ким-нибудь загадочным перстнем, курить маленькие га-ванские сигаретки, а не пошлые папиросы... Это мошенни-чество, по-вашему? Да кто ж теперь не мошенничает так или иначе, между прочим и наружностью! Ведь вы сами об этом постоянно говорите! И правда - один, видите ли, символист, другой - марксист, третий - футурист, чет-вертый - будто бы бывший босяк... И все наряжены: Маяковский носит женскую желтую кофту, Андреев и Шаляпин - поддевки, русские рубахи навыпуск, сапоги с лаковыми голенищами, Блок бархатную блузу и кудри... Все мошенничают, дорогой мой! Переселившись в Москву и снявши квартиру на Новин-ском бульваре, в доме князя Щербатова, он в этой квар-тире повесил несколько старых, черных портретов каких-то важных стариков и с притворной небрежностью бор-мотал гостям: "Да, все фамильный хлам", - а мне опять со смехом: "Купил на толкучке у Сухаревой башни!" Так с самого начала захвата большевиками власти в октябре семнадцатого года были мы с ним в мирных при-ятельских отношениях, но потом два раза поссорились. Жить стало уже очень трудно, начинался голод, питаться мало-мальски сносно можно было только при больших деньгах, а зарабатывать их - подлостью. И вот объя-вилась в каком-то кабаке какая-то "Музыкальная таба-керка" - сидят спекулянты, шулера, публичные девки и жрут пирожки по сто целковых штука, пьют какое-то мерзкое подобие коньяка, а поэты и беллетристы (Толстой, Маяковский, Брюсов и прочие) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные, про-износя все заборные слова полностью. Толстой осмелил-ся предложить читать и мне, я обиделся, и мы поруга-лись.

Алекс: Stich пишет: На сколько это соответствует действительности? Зрители в проходах, допустим, не стояли, а сидели на приставных стульчиках, и то, по-моему, только в дальнем партере. А вообще на 1 действии в партере пустые места были. Немного, но были. Поэтому у меня не сложилось впечатление полного аншлага. На 2 действии пробелы заполнились, но это могли спуститься люди с бельэтажа.

Наблюдатель: О России без слез нельзя На "Золотой маске" покажут музыкальную историю Екатерины Великой Большое интервью с Сергеем Дрезниным

Мария: Stich пишет: Театр был полон: зрители стояли в проходах стояли в проходах??.. они явно что-то перепутали... я на бель-этаже спокойно пересела центральнее, через два места было три свободных, на предыдущем ряду еще.... правда, во втором действии туда пришли и явно не по билету:)) в партере было довольно много на первых рядах, во втором действии туда пришли, а на бель-этаже поредело... не знаю, где автор аншлаг нашел...



полная версия страницы